Линнет резко спросила:

– Ты считаешь меня эгоисткой?

– Нет. Просто тебе ни в чем нельзя отказать. Комбинированноевоздействие денег и личного обаяния. Все в жизни тебе доступно.

В это время к ним подошел лорд Уиндлешэм, и Линнет сказала,обращаясь к нему:

– Джоанна все утро говорила мне гадости.

– От зависти, моя кисанька, от зависти, – усмехнуласьДжоанна, поднимаясь с кресла.

Она стала прощаться и, обернувшись в дверях, поймаластранное выражение в глазах Уиндлешэма.

Он помолчал несколько минут, а затем сразу приступил к делу.

– Линнет, вы приняли решение?

– Мне не хочется обижать вас, но я не уверена, хочу ли статьвашей женой, и поэтому, наверное, мне следует сказать – нет…

Он перебил ее:

– Подождите. У вас есть время подумать, думайте, сколькохотите. Но я уверен, мы будем счастливы вместе.

– Понимаете, – Линнет говорила жалобно, по-детски, как быоправдываясь, – мне так хорошо живется, особенно здесь, – она махнула рукой.

– Мне хотелось, чтобы Вудхолл стал таким, каким мнепредставлялся идеальный помещичий дом. И, по-моему, получилось отлично. Правда?

– Разумеется, прекрасно. Все на самом высшем уровне. Вы такталантливы, Линнет.

Он помолчал, а затем заговорил снова:

– Но ведь Чарлтонбери вам тоже нравится, не правда ли?Разумеется, его надо подновить и подчистить, но ведь вы любите и умеетезаниматься этим. Вы полюбите Чарлтонбери.

– Конечно, Чарлтонбери – имение выдающееся. Она говорила сзаученным воодушевлением, но вдруг что-то укололо ее. Появилось какое-тосмутное беспокойство, нарушающее радостную безмятежность. В данный момент онане задержалась на нем, но позднее, когда Уиндлешэм ушел, она задумалась ипостаралась определить причину беспокойства.

Чарлтонбери – конечно, ей был неприятен разговор о нем. Нопочему? Чарлтонбери – поместье знаменитое. Предки Уиндлешэма владели им сЕлизаветинских времен. Стать хозяйкой Чарлтонбери – значило занять в обществеположение недосягаемое. А сам Уиндлешэм был одним из самых блистательныхженихов Англии.

Естественно, он не мог принять Вудхолл всерьез… Вудхолл неидет ни в какое сравнение с Чарлтонбери.

Да, но Вуд принадлежит ей! Она разыскала, выбрала его,купила, потратила столько сил, денег. Это было ее собственное владение – еекоролевство.

Если же она выйдет замуж за Уиндлешэма, Вуд станет ненужным.Зачем им два загородных имения? И конечно, пожертвовать придется Вудхоллом –тогда она, Линнет Риджуэй, перестанет существовать. Она станет графинейУиндлешэм, придачей Чарлтонбери и его хозяина. Она станет супругой короля, носама уже не будет королевой.

«Какие глупости», – сказала себе Линнет.

За окном послышался шум подъезжающей машины.

Линнет неторопливо тряхнула головой. Приехала Джекки сосвоим женихом. Линнет пошла им навстречу.

– Линнет!

– Джекки бросилась к ней.

– Это Симон.

Симон, это Линнет. Она самое удивительное существо в мире.

Линнет увидела высокого широкоплечего парня, синеглазого, сосветлыми, коротко подстриженными волосами, у него был квадратный подбородок иобаятельная мальчишеская улыбка. Она протянула ему руку. Его ладонь былатвердой и теплой. Ей понравилось наивное, восторженное восхищение, с которым онсмотрел на нее. Джекки сказала ему, что она удивительная, и он без сомнениясогласился с Джекки. Сладкое теплое возбуждение охватило Линнет.

– Как вам здесь нравится? Не правда ли, мило? Входите же,Симон. Разрешите мне приветствовать моего нового управляющего.

И, повернувшись, чтобы провести их в дом, подумала: «Мнехорошо, мне очень-очень хорошо. Мне нравится жених Джекки, мне он оченьнравится».

И вдруг что-то сжалось внутри: счастливая Джекки.

Тим Аллертон потянулся в шезлонге и зевнул, глядя на море.Он искоса поглядывал на свою мать.

Миссис Аллертон была миловидная женщина лет пятидесяти сбелоснежными седыми волосами. Всегда, обращаясь к сыну, она строго сжимала губыи тем надеялась скрыть свою бесконечную любовь к нему. Но даже людей совсемпосторонних ей не удавалось обмануть, не говоря о самом Тиме.

– Что у тебя на уме, Тим? – спросила миссис Аллертоннастороженно; ее яркие темно-карие глаза с тревогой смотрели на сына.

Тим улыбнулся ей.

– Я думал о Египте.

– О Египте?

– В ее голосе звучало беспокойство.

– Там тепло, там ленивые золотые пески. Нил. Я хотел быпроехать вверх по Нилу, а ты?

– Конечно, я бы тоже хотела.

– Она говорила сухо. Но Египет – это дорого, мой милый. Этоне для тех, кому приходится подсчитывать каждое пенни.

Тим засмеялся. Он встал, выпрямился. И вдруг оживился,подтянулся, в голосе зазвучало волнение.

– Я беру расходы на себя. Да, матушка. Я играл на бирже ивесьма удачно. Мне сообщили сегодня утром.

Сегодня утром, – его мать резко вскинула голову, – но тыполучил только одно письмо от…

– Она не договорила и закусила губу.

Тим раздумывал – рассердиться или превратить все в шутку. Наэтот раз внутренний спор решился в пользу шутки.

– И письмо это от Джоанны, – холодно закончил он ее фразу.

– Совершенно верно, мама. Ты же у нас королева детектива!Сам великий Эркюль Пуаро, будь он поблизости, склонил бы перед тобой голову.

Миссис Аллертон смутилась.

– Я случайно взглянула на конверт и поняла…

И поняла, что письмо не от биржевого маклера? Совершенноверно, говоря точнее, я получил от них известие вчера. У бедной Джоанны такойхарактерный почерк – буквы расползаются по конверту, как пауки.

Миссис Аллертон подумала: «Почти все свои письма он мнепоказывает, а письма от Джоанны всегда прячет». Но она подавила эти мысли ирешила вести себя, как подобает леди.

– Джоанна довольна жизнью? – спросила она.

– Да, кажется, не очень. Она собирается открыть магазинделикатесов в Мейфеар.